Внутренний мир Школы Максимовича

Мне кажется, мы сегодня не до конца осознаем то богатство, которым владеет наш университет, как законный преемник, а значит и все работающие, учащиеся и учившиеся в нем, каким является материальное и духовное наследие Школы Максимовича. Это была едва ли не первая и лучшая в России женская учительская школа, аналогов которой в современной истории нет. Внутренний мир этого заведения – это мир интересной учебы, крепкой дружбы, теплых взаимоотношений учителей и воспитанниц, постоянного творчества и самосовершенствования.

Когда современный образованный человек впервые узнает о женской учительской школе П. П. Максимовича, то у него часто срабатывает стереотип мышления, который рисует ему некий пансион для благородных девиц, где воспитанницы живут по строгому режиму, охраняемому суровыми надзирательницами, много учатся, оттачивают хорошие манеры, приседая в реверансах и щебеча по-французски. При этом они наглухо закрыты от окружающего мира, чтобы он, не дай бог, не испортил их нравственность. Образы таких закрытых пансионов хорошо известны из художественной и мемуарной литературы. Но в нашей школе все было изначально не так. Она создавалась как очень открытое и демократическое заведение, доступное для простого народа и служащее целям его просвещения. Учились здесь не дворянки, а крестьянки, для которых хорошие манеры, конечно, тоже имели значение, но все-таки важнее были знания, возможность приобщиться к мировой культуре, приобрести навыки самообразования. Для многих школа Максимовича была единственным средством выбраться из нужды и невежества, чтобы в дальнейшем жить интересной и достойной жизнью. Поэтому так стремились поступить сюда и так радовались те, кто сумел преодолеть вступительные экзамены. Антонина Чернышева приехала в школу в 1910 г. из Новоторжского уезда. Три ее старших сестры работали в Петербурге прислугами, зарабатывая на жизнь, а ей уж очень хотелось учиться. Как же она волновалась в ожидании результатов приемных испытаний! «И вот по лестнице спускается преподаватель с листочком в руках, у всех замерло сердце, все оцепенели от ожидания.

Когда девушки поняли, кто принят, а кого судьба обделила, как взрыв раскатился по зданию: плакали и причитали все – кто от счастья, кто от горя». Антонина была принята, и ее радости не было предела. Об этом дне она вспоминала потом всю свою жизнь – так велико было желание учиться здесь.

Девушки-«максимовки» даже стеснялись выглядеть как кисейные барышни, поэтому в отношениях между собой часто впадали во внешнюю грубоватость. «Так, обращаясь к классу, мы не могли сказать принятое тогда “господа”, “друзья”, даже “девочки”. Это казалось нам слишком благопристойным, банальным. Вместо них в ходу было мальчишеское “братцы”. А друг друга называли не обыкновенными уменьшительными, вроде Таня, Катя (и конечно, не Танечка и Катенька), казавшиеся нам слишком нежными, а чаще всего прозвищами, слегка грубоватыми, произведенными от имени и фамилии – Лешка, Илюшка, Розишка или Вергуж (от Веры Гужовой). В этих прозвищах выражалась наша дружественность и симпатия к данному лицу» (выпускница 1914 г. М. И. Грифцова). При внешней грубоватости чуткость и внимание к окружающим были внутренним неписаным законом школы.

Школа была очень открытым учебным заведением, несмотря на то, что большинство воспитанниц жили здесь в интернате. Каждый день у девушек было свободное время, которое они посвящали или играм во дворе, или прогулкам по городу. Особенно привлекала Волга. Весной, во время ледохода можно было часами смотреть на движение льда и мечтать о такой же стремительной и бурной жизни. Летом девушки катались по реке в больших лодках и распевали русские народные песни. Ну а зимой Волга становилась местом лыжных прогулок. В то время широкие финские лыжи были в новинку, поэтому горожане с удивлением смотрели на «максимовок», которые со смехом катались с высоких берегов Волги или гуляли среди девственной белизны заволжских лесов и полей. Основным местом гуляний молодежи, как и сейчас, был городской сад. Летом там по вечерам играл духовой оркестр, и вход туда был по билетам. Девушки были небогаты, да и просто ходить по аллеям общественного сада им казалось скучным, поэтому чаще всего они слушали музыку с противоположной набережной. А зимой толпа горожан гуляла по Миллионной (сегодня Советской) улице. Именно здесь происходили знакомства «максимовок» с гимназистами, семинаристами, реалистами, именно здесь завязывались дружественные связи. Бывало, что любительницы таких прогулок задерживались и возвращались в школу позже положенного времени, когда парадная дверь уже была закрыта. Тогда приходилось перелезать через забор. Был забавный случай, когда одна такая «гулена» угодила в бочку с дождевой водой и «вылезла оттуда, как мокрая курица, в довольно жалком и неприглядном виде. Нечаянные зрители этого “спектакля” здорово смеялись между собой над посрамленной беднягой, но деликатно помалкивали. Только Митрофан Михайлович (преподаватель литературы) на другой день, проходя мимо искупавшейся, бросил вскользь с демонической насмешкой: “Хорошо искупались?”» (М. И. Грифцова).

Стремление учителей ко всему новому и прогрессивному приветствовалось ученицами. Часто школа даже немного опережала время. Если вы взглянете на фотографию учениц, занимающихся гимнастикой, вас удивит их костюм: рубашка и широкие брюки до колен. А ведь брюки в женскую моду ввела Коко Шанель в 30-е годы XX в., а наши девочки уже в начале века их осваивали!

Наверное, главное, что делало и делает эту школу такой привлекательной – это ее интересная творческая жизнь. Творчество пронизывало все сферы деятельности и учителей, и учениц. Преподаватели все были людьми очень образованными и интересными, знакомыми с видными представителями культуры нашей страны. Достаточно, например, сказать, что в школе преподавал автор книги о мифах Древней Греции Н. А. Кун, начальница школы Е. П. Свешникова вела переписку с Л. Н. Толстым, а преподаватель физики Л. В. Кандауров был близким другом художника В. Д. Поленова и поэта М. А. Волошина. Все свои знания совершенно бескорыстно учителя передавали воспитанницам, увлекали их интересными рассказами о своих знакомствах и путешествиях, приглашали в школу знаменитых людей. Атмосфера интеллектуальных разговоров, творческих вечеров, драматических спектаклей царила здесь. Милейший Федор Осипович Лашек, композитор и преподаватель пения, чех по национальности, не очень хорошо говоривший по-русски, так увлекал девушек русской народной песней и классической музыкой, что они решились даже на постановку трудной оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя» вместе с семинаристами. В выходные дни проводились литературно-музыкальные вечера или драматические спектакли, поставленные ученицами. К ним рисовались большие афиши и маленькие программки. Такие вечера и спектакли собирали в зал не только школьную публику, но и обычных горожан.  

Творчество настолько пронизывало всю жизнь воспитанниц, что даже обычные школьные предметы могли стать источником вдохновения. Так, например, в 1912 г. начали преподавать новый предмет – химию, которой в те годы не было в программах средних учебных заведений. Когда приехавшая из Москвы молодая учительница Екатерина Алексеевна Кафтанова начала излагать теоретический курс и испещрила доску непонятными формулами, девочки испугались, так как ничего не поняли. Но затем начались занятия в хорошо оборудованной лаборатории, в результате чего им так понравился этот предмет, что они написали поэму «Любовь химика», в которой описывалась природа и любовь при помощи химических формул. Вот кусочек из этой поэмы:

Мне нет покоя в этом мире,

Бессильна воля, как азот,

И как H2 SО4

Тоска мне сердце жжет и жжет.

Особое место занимала художественная литература, которая становилась наукой жизни, потому что развивала душу, учила сопереживать героям, понимать их психологию, помогала справляться и с собственной внутренней жизнью. «При этом мы не только много читали, но много знали и наизусть, и это получалось как-то само собой, не обязательно. Вспоминаю, например, некоторые стихи Державина, Жуковского, почти целиком Кольцова и Никитина, таких близких нам по народности, по восприятию родной природы и труда. Знали много басен Крылова, а у Пушкина, Лермонтова, Некрасова не только много стихов, но и глав поэм. Из Гоголя запоминали некоторые отрывки, как стихи в прозе. И с каким удовольствием, с каким интересом мы наполняли себя этим грузом, который никогда не казался тяжелым и лишним и даже как-то помогал в жизни, украшая ее» (М. И. Грифцова). В отличие от современной школы, здесь писали много сочинений, причем не только по русскому языку, но и истории, географии, естествознанию. Ведь именно гуманитарные предметы делают человека человеком в полном смысле этого слова, устроители и учителя нашей школы хорошо это понимали.

Собственное литературное творчество находило свое выражение в рукописных журналах. Вот как М. И. Грифцова описывает рождение одного из них:

«Слово “братцы” <…> часто звучало у нас, как вечевой колокол, когда надо было обсудить что-то всем классом. Это “что-то” иногда сразу вспыхнет и загорится, как “вспыхнул” у нас однажды журнал, когда несколько человек, воспламененных этой мыслью, вбежали в класс, вскочили на кафедру и все вместе наперебой закричали: “Братцы, давайте издавать журнал!” И очень горячо и шумно всем классом обсуждали этот вопрос, а журнал так и назвали “Вспышка”. Почти сразу увлеченно стали строчить для него стихи, рассказы, для № 1 все больше юмористические. Быстро выпустили первый номер в красиво нарисованной обложке и с веселыми стихами на первой странице о том, как возник наш журнал. За первым скоро вышел второй, третий номер…»

Немногие сохранившиеся журналы донесли до нас отголоски той жизни, которая волновала и вдохновляла простых крестьянских девушек начала XX в. Здесь статьи, посвященные первому выборному ректору Московского университета С. Трубецкому, и памяти Н. А. Некрасова, и собственные мысли о педагогической профессии, и т. д. Причем журналы построены по всем правилам журналистики: сначала идут теоретические статьи, сочинения-размышления, а потом собственные зарисовки с натуры, описания крестьянских и церковных праздников, краеведческие заметки по истории часовен, храмов, небольшие художественные рассказы и стихи. Все это сопровождается шарадами, загадками-шутками, лирическими и юмористическими рисунками. И так же, как в настоящих журналах, девушки подписывались псевдонимами: «Маяк», «Смерч», «Цоб-Цобе» и тому подобное.  

Конечно, нам уже никогда не вернуться в ту удивительную атмосферу постоянного творчества, увлеченности наукой, учебой, искусствами, какая царила в школе Максимовича – гуманитарное знание настойчиво вытесняется из образовательного пространства современного человека, а массовая компьютеризация и тестирование схематизируют сознание. Но задуматься о том, что только творческий подход к жизни, требующий постоянной работы над собой, своим совершенствованием, делает нас духовно богаче, ярче и интереснее, наверное, стоит.

Метки: Школа П.П. Максимовича

Печать

Яндекс.Метрика