Научная библиотека Тверского государственного университета

К 155-летнему юбилею Школы Максимовича хочется представить читателям некоторые новые факты жизни П. П. Максимовича и его школы, ставшие известными в течение последних пяти лет.

Факт, которым поделилась с автором материала известный кашинский краевед Вера Алексеевна Никонова, заключается в том, что в то время, когда Максимович жил в своем кашинском имении Шепели, в Кашине жила Прасковья Ильинична Чепелевская, которая в 1859 г. возглавила здесь женское училище, ставшее чуть позже Мариинским. В конце 1860-х годов она основала в Москве женские педагогические курсы, затем преобразованные в учительскую школу, практически одновременно со Школой Максимовича, но официально устав школы Чепелевской утвержден только в 1873 г. Вполне возможно предположить, что эти два человека были знакомы между собой и идея женского педагогического учебного заведения рождалась и в их общении в Кашине. Но эта версия требует дальнейшего изучения.

Не так давно обнаружен самый ранний портрет нашего героя – 1836 г., на котором ему 19 лет. Оригинал хранится в семье прямого потомка Павла Павловича от его дочери Александры. Мы предполагаем, что это портрет Максимовича в парадной форме унтер-офицера из гардемарин, сделанный сразу после выпуска из Морского кадетского корпуса. Этот акварельный миниатюрный портрет важен не только в плане иконографии нашего героя, но и как редкое изображение униформы кадета Морского кадетского корпуса. Таких изображений сохранилось очень мало, поэтому реконструировать форму воспитанников морских учебных заведений очень сложно. Репродукция портрета впервые опубликована в 2023 г.

В этой же семье хранится и портрет старшей сестры Павла Павловича Марфы, у которой он подростком жил какое-то время. Портрет 1838 г. Рафаила Ступина, представителя так называемой арзамасской художественной школы (в Тверской губернии похожей была венециановская школы). Этот портрет в красочном варианте тоже опубликован впервые в 2023 г.

Есть новые свидетельства о человеческих качествах Павла Павловича. Ну, например, он был очень красноречив. Об этом вспоминал А. М. Унковский, с которым Максимович сотрудничал в комитете по улучшению быта помещичьих крестьян в 1858–1859 гг.: «П. П. отличался среди членов комитета своей убедительной речью и логичностью своих выводов. Его горячая и убедительная речь производила на слушателей сильное впечатление. Видя иногда, что он не может победить своею логикою противников, П. П. переходил как будто на их сторону и начинал развивать их взгляды. Противники, приобретая такого союзника, радовались, но это продолжалось недолго, так как П.П., развивая их взгляды, доводил их до абсурда, и приходилось от них, в конце концов, им отказаться» (Селиванов А.Ф. П.П. Максимович… С. 20).

Обладал хорошим чувством юмора. Так, видный земский деятель Василий Николаевич Линд в своих воспоминаниях пишет: «Гораздо оригинальнее был П. П. Максимович, начиная с внешних манер, которым он постоянно придавал шутливый и даже несколько игривый характер, не всегда шедший к его почтенному возрасту. Особенно часто он избирал предметом своих насмешек, правда, вполне добродушных, своего товарища по управе Л. А. Ушакова, к которому он постоянно обращался с юмористическими замечаниями, извиняемыми, впрочем, их близкими личными отношениями. Эта шутливость не мешала ему обладать и очень серьезными качествами, заслуживающими несомненного уважения» (Линд В. Н. Воспоминания… С. 1 (2-й паг.)).

В 2022 г. в Санкт-Петербурге были опубликованы воспоминания Веры Ивановны Добронравовой, которая работала учительницей математики в Школе Максимовича два учебных года: 1879/1880 и 1880/1881, т. е. в самый тяжелый период в жизни школы, которая тогда подвергалась санкциям со стороны Министерства народного просвещения и местного начальства, земство было отстранено от финансирования школы, и ее содержал только сам Павел Павлович. В этих воспоминаниях есть интересное свидетельство того, что даже в эти тяжелые годы в школе по праздникам и воскресеньям устраивались вечеринки с пением и танцами. Автор вспоминает празднование Рождества 25 декабря 1880 г. В школе была установлена наряженная елка. «Так же, как и в прошлом году, семинария (так В. И. Добронравова называет ШМ. – Т.И.) получила корзину со сладостями от неизменного П. П. Максимовича. Праздник начался речью Павла Павловича. Оратор обладал хорошей дикцией и говорил с чувством. Он проводил ту мысль, что веселье необходимо человеку, что в нем кроется зарядка той энергии, которая необходима всякому трудящемуся человеку: что песни, музыка – раскрывают как бы пути в душу человека для вдохновения ее к подвигу труда, к восприятию все новых и новых знаний, новых перспектив в своем деле. Поэтому пойте и веселитесь, и я с вами.

После речи начался общий хоровод с Павлом Павловичем во главе. Музыка, пение, танцы затянулись до 2 часов ночи» (Жизнь – целая эпоха. Нашим детям, внукам и правнукам: сборник воспоминаний… С. 76). Этот отрывок дает представление об оптимизме Павла Павловича.

Что касается школы, то эти воспоминания позволяют расширить наши представления о ней в 1879–1881 гг. Поскольку книга Добронравовой практически недоступна широкому читателю, я позволю себе привести обширные цитаты из нее. Мемуаристка в очередной раз подтверждает высокий авторитет школы, который помог ее сохранить в период репрессий со стороны правительства за ее демократический настрой. «Как начальница семинарии, так и преподаватели отвечали духу того освободительного движения, какое имело место в 70-х, 80-х годах. Основатель семинарии был вершителем этого движения. Поэтому тверское земство было в опале у правительства <…> И тайно, и явно был установлен надзор за семинарией и за народными школами. Надзор за семинарией был поручен директору мужской гимназии (на самом деле – директору реального училища. – Т. И.), который следил и за преподавательским персоналом: часто приходил на уроки, всегда присутствовал на экзаменах и т. д. Словом, семинария “висела в воздухе”, но закрыть ее правительство не могло решиться ввиду той огромной популярности, какую приобрела деятельность всего тверского земства. Я лично в частых беседах с ученицами старших классах проводила идею эмансипации женщин, за что и поплатилась впоследствии» (с. 66–67). «Учебный режим семинарии был стройный и строгий. Ученицы как одна выполняли задание преподавателей и в быту своем были строги также и к себе. Начальницей семинарии в то время была Надежда Павловна Дьяконова. Я с величайшим удовольствием вспоминаю эту строгую к себе, и к другим женщину. Высокообразованная, глубоко честная и добрая, она была центром среди преподавательского персонала семинарии и родной матерью учащихся. Величавый образ этого редкого педагога и любимого всеми нами человека никогда не изгладится из памяти знавших ее. Бытовой режим семинарии был также на большой высоте.

Гигиена <…> была умело и правильно проводима начальницей в жизни. Забота о чистом воздухе, борьба с пылью, уход за собой и т. д. не оставляли желать лучшего.

В отношении религии ученицам была предоставлена полная свобода. В церковь ученицы ходили по своему личному желанию, без всякого принуждения. На зимних и весенних каникулах (праздники Рождества и Пасхи) многие ученицы уезжали к родным в деревню. А об оставшихся в пансионе семинарии ученицах начальница заботилась и устраивала им развлечения с танцами и хоровым пением народных песен. Учительский персонал посещал эти вечеринки и принимал в них деятельное участие. <…>

По воскресеньям наш семинарский учительский персонал собирался у преподавателя русского языка за чашкой чаю. В складчину выписывали «Вестник Европы», «Отечественные записки», «Современник» и др., читали, спорили, играли на рояле и расходились» (с. 67). В то время школа располагалась в доме С. Б. Враского напротив церкви Симеона Столпника, это здание сохранилось и находится на площади напротив памятника св. Михаилу Тверскому и Анне Кашинской (Тверская пл., д. 3). Мемуаристка запомнила его розовым и трехэтажным (на самом деле оно всегда было двухэтажным. – Т. И.). 30 августа 1880 г. она с сестрой возвратилась к месту работы и учебы. «По знакомой улице, через красивый бульвар с акациями и клумбами подошли мы к розовому дому о трех этажах самой примитивной архитектуры. Дом этот <…> для меня дышал вдохновением, и я была счастлива, что благополучно возвратилась к желанной работе в этом доме. На площади возле дома находилась церковь со множеством куполов, сиящих на солнышке (пять куполов. – Т. И.). На колокольне церкви гудели колокола. Было утро – звали народ к обедне. <…> звон их как будто приветствовал наше с Галей возвращение <…> Двор семинарии был полон ребятишек из образцовой школы при семинарии. Ребята бросили игры и громко приветствовали нас. Поднялись на второй этаж дома. Начальница, надзирательница и ученицы-пансионерки радушно встретились с нами. Внутреннее помещение семинарии сияло белизною стен и чистотою полов после летнего ремонта» (с. 74–75).

Начался новый учебный год. «1-го сентября 1880 г. я мчалась к 9 часам на урок в семинарию. В учительской комнате преподаватели были уже в сборе. Встреча с коллегами была дружественная, настроение у всех бодрое, лица всех дышали здоровьем. Все это были люди с высшим образованием, и мне было отрадно принадлежать к такой группе людей. Без 5 минут 9 часов звонок в коридоре оповестил начало уроков. И педагоги, и учащиеся заняли свои места <…> В 2 часа дня 1-го сентября после уроков педагоги ушли, а я же осталась еще в семинарии. Ученицы мои окружили меня, и каждая из них по-своему выражала мне свое внимание» (с. 75). Уже в это время проводились внеклассные мероприятия: «начались по праздникам и восресеньям вечеринки с пением и танцами. Как дело обстояло в других учебных заведениях, я не знала. Семинария наша держала себя, как мне казалось, изолированно <…>. Наши собрания по воскресеньям у одного из преподавателей семинарии возобновились. Журналы за 2 месяца ждали нас неразрезанные, газет кипа. Первый вечер прошел интересно. В 12 часов ночи разошлись <…> Наступил декабрь <…> Начались для молодежи катки, салазки, игры на снегу и “бабушкины сказки”. Вот и праздник Рождества тут как тут. 22-го декабря начались зимние каникулы вплоть до 7-го января» (с. 76).

Теплые семейные отношения связывали молодую учительницу со своими ученицами: «Я делала свое дело с полным усердием и радостью и была счастлива. Часто я заходила в семинарию по вечерам. Около меня собирались группы любознательных: спрашивали о том, что надо читать и как надо читать, говорили о пользе математики в деле умственного развития и т. п…. По просьбе начальницы семинарии политических вопросов не затрагивали» (с. 76).

После убийства Александра II 1 марта 1881 г. правительство усилило надзор за политически неблагонадежными лицами, особенно пристально приглядываясь к студенческой молодежи и интеллигенции. «Отовсюду шли вести об арестах студентов и курсисток и т. д., все как будто боялись друг друга и избегали знакомств» (с. 76). Под этот каток репрессий незаслуженно попала и В. И. Добронравова. В мае 1881 г. после выпускного экзамена по математике, который ее ученицы сдали успешно, ее вдруг пригласила зайти к ней Н. П. Дьяконова. «Заперев за собой дверь, моя милая Надежда Павловна дрожащим голосом сказала мне следующее: “На меня легла тяжелая обязанность объявить Вам очень неприятную для Вас весть. Только что директор (в это время Школу Максимовича возглавлял директор реального училища А. Г. Шапошников. – Т. И.) просил меня сказать Вам, что Вы увольняетесь от должности преподавательницы в нашей семинарии. Удостоверение о Вашем успешном преподавании мы Вам дадим”. И она достала из письменного стола семинарский бланк и подала мне. Я прочла на этом роковом для меня листочке следующее: “Преподавательница математики Тверской учительской семинарии Вера Ивановна Добронравова увольняется от своей должности по собственному желанию. Преподавание Веры Ивановны Добронравовой было вполне добросовестное и успешное”. Подписали: директор-наблюдатель за учебной частью Шапошников и начальница Н. П. Дьяконова. “Дело вот в чем, – продолжала Надежда Павловна. – Директор-наблюдатель наш узнал, что Вас ищет сыскная полиция по предписанию из С.-Петербурга для того, чтобы арестовать Вас и доставить под конвоем в С.-Петербурга для допроса по политическому делу. Если арест этот осуществится, то наша семинария будет закрыта. А семинария наша уже давно «висит в воздухе». И вот, чтобы спасти и семинарию, и Вас, директор избрал такой выход. И я, и он советуем Вам сегодня же выехать из Твери, и никому не оставлять Вашего адреса, а о деле Вашем ровно никому не говорить ни слова. Семинария, – продолжала Надежда Павловна, – о случае Вашем не будет знать. Примите мой совет как лучшее указание Вашего друга и будьте мужественны!” Надежда Павловна со слезами на глазах обняла меня. Мы обе горько заплакали и простились навсегда… <…>

Тут же я простилась с ученицами и надзирательницами и, потупя взор, вышла из семинарии и направилась в свое жилище. В последний раз взглянула на милое мне розовое здание семинарии, так много говорившее моему уму и сердцу. Я любила свое дело и своих учениц. Знакомая дорожка через красивый бульвар, казалась мне будто родной. И домик, в котором я жила, выглядел как-то особенно уютно; и хозяева, встретившие меня особенно радушно, были будто любящие, родные. И все, все окружающее благоухало душе моей» (с. 77–78). 15 июля 1881 г. Вера Ивановна и ее сестра Галя навсегда простились с нашим городом: «В 10 часов приехали на вокзал. Ученицы мои в огромном числе, надзирательница по семинарии, друзья уже ждали меня. Многие из собравшихся принесли цветы, было время цветения васильков и ромашек, были и такие, которые принесли с собой ласку и любовь.
Луна сияла на небе, мерцали звезды и звездочки. Воздух дышал тишиной <…> Вот мы вошли в вагон, взглянули в окно на стоящих возле вагона нашего провожающих нас друзей, их было много… 3-й звонок. Невольные слезы ручьем покатились из глаз моих. Прощайте, друзья дорогие! Прощай, Тверь, так ласково приютившая меня» (с. 79).

Так закончился тверской период жизни Веры Ивановны. В последующем все подозрения с нее были сняты, она немного преподавала в начальной школе Санкт-Петербурга, затем вышла замуж, уехала с мужем в Прибалтику и была домохозяйкой. Последние годы жила в Санкт-Петербурге, где и скончалась 2 марта 1941 г. Ее младшая сестра Анна, которая в воспоминаниях названа по-домашнему Галей, закончила Школу Максимовича только в 1889 г.
Также за последние 5 лет появились новые документы в архивной коллекции, которыми поделились потомки преподавателя А. Я. Закса, выпускниц Школы: Е. П. Бутягиной, А. М., А. М., Е. М. Введенских, А. Н. и К. Н. Виноградовых, А. И. Соболевой, А. А. и Е. А. Толмачевских, Т. П. Чаморновой (Чеморновой).

Изучение истории Школы Максимовича и ее основателя продолжается.

Литература:

1. Жизнь – целая эпоха. Нашим детям, внукам и правнукам: сборник воспоминаний / сост. О. Н. Якунина, В. И. Бывалькевич ; ред. А. В. Востриков. СПб. : Нестор-История, 2022. 165 с.
2. Из истории образования // Кашинская газета. № 35–43. Режим доступа: https://kashin.tverlib.ru/sites/default/files. Дата обращения: 10. 11. 2025.
3. Линд В. Н. Воспоминания // Русская мысль. 1916. № 7. С. 1 – 22 (2-й паг.)
4. Попов И.А., Ильина Т.А. Неизвестный акварельный портрет П.П. Максимовича, основателя женской учительской школы в Твери // Тверь, тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Тверь : Тверской научно-исследовательский историко-археологический и реставрационный центр, 2023. Вып. 15. С. 357–367.
5. Селиванов А. Ф. П. П. Максимович, основатель Тверской женской учительской школы : биографический очерк. Санкт-Петербург : Фролова М. П., 1901. 175 с., [1] л. портр.

Дата: с 1 декабря 2025 г.
Телефон для справок: 89607092008
Контактное лицо (автор новости):Ильина Татьяна Анатольевна